В большинствие воспоминаний о холокосте говорится о борьбе за жизнь. Я долго не сознавала, что за несколько лет проживания в гетто эта борьба имела много очень разных оттенков. Одним из них было искусство и развлечения. Участие в культурной и общественной жизни в гетто было побегом от реальности и своего рода психической самозащиты, но также проявлением морального сопротивления. Это давало чувство принадлежности к миру ценности, из которого немцы хотели исключить евреев. Около 5-10% жителей гетто (20-40 тыс. человек) некоторое время находилось выше в иерархии гетто и имело возможность, и энергию, чтобы реализовать свои культурные и душевные нужды, наряду с этими основными, связаными с экзистенцияльным минимум. В момент создания гетто, в октябре 1940 года, попало в него несколько сотен артистов. Большинство из них бралась за какие-либо занятия – были рикши, продавцы, кондитеры, уличные музыканты. Немногоие могли рассчитывать на ангажемент в ново возникающих в гетто кафе. Культурная жизнь развивалась в рамках двух направлений – официального (концессионного) и неофициального (общественного).
Вечерняя жизнь в неофициальном направлении концентрировалась в домах, по причине комендантского часа – организовано картёжные клубы, слушание музыки и чтение книг, частные танцевальные вечера.
Профсоюзом артистов и организацей общественной жизни занималась Центральная комиссия по развлечениям, создана в 1940 году по инициативе Емануела Рингельблума – историка и координатора подпольного архива, который до сих пор является главным источником информации о жизни в гетто. Комиссия помагала домашним комитетам в справлении встреч, занималась трудоустройством артистов. За выступления артисты получали только ужин.
В 1941 году нелегально учреждена Еврейская культурная организация (YIKOR) популяризировала среди жителей гетто культуру и язык идиш. Организовали конкурсы, лекции, языковые курсы, запустили нелегальную библиотеку. На этом поле действовал в частности Эмануель Рингельблум и Рахела Ауэрбах – журналистка и писательница, Соня Новогрудзка - деятельница в сфере просвещения. Существовала также аналогичная организация, популяризирующая древнееврейский язык - ткума.
В 1940 году учредился Тайный театральный совет (что-то вроде конспиративного ZASP), который запрещал польским актёрам выступать в явных, разрешеных немцами театров в Главной губерни, но за исключением актёров, живущих в гетто изза их тяжёлого материального положения – исполнение этой профессии спасало их от голодной смерти. В гетто от 1940 г начал действовать театр Эльдорадо, а после него четыре следующих. Три из них давали выступления в идиш, два по-польски. Самим большим доказательством уважения для актрис были не цветы а бутерброды, получаемые от поклонников после представлений. В течени 20 месяцев существования театры дали 68 премьер.
С 1941 года немцы дали согласие на деятельность двух кино, но на конец ни одного из них не открыто из-за отсутствия мест – кинозалы заняли переселенцы. Однако, функционировал потопластикон.
Из заметок Рингельблума следует, что в гетто работали свыше 60 развлекательных клубов. Иногда они функционировали рядом с публичными домами (как на улице Новолипье 18). В клубах еда была обложена специальным налогом на общественную помощь. Перед клубами жители гетто часто умирали от голода. Некоторые решили не ходить в эти места из-за общественной солидарности. Этими контрастами пользовались немцы, снимающие пропагандные антиеврейские фильмы. От клубов, с помощью палок, нищих отгоняли вахтеры.
Самым популярным и престижным кафе было интеллигентское «Кафе искусство» при улице Лешно 2. Под аккомпанемент Владислава Шпильмана и Артура Гольдфедера выступали там Вера Гран (польская Эдит Пиаф), Диана Блуменфельд и Марися Айзенштадт, называна соловем гетто в связи со своим тембром голоса. Это кафе имело свой садик, где проходила часть выступлений. Здесь ставили тоже кабаре. Уцелевшая Мари Берг в своем военном дневнике писала: «Единственным оружем в гетто является юмор. Ежедневно в «Кафе искусство» можна услышать сатиры и песни о полиции, санитарной службе, рикши и даже гестапо. Темой анекдотов стала эпидемия тифа».
В Кафе Искусство появлялись крезы, еврейские полицейскике, контрабандисты а также довоенные интеллигенты, которые за спитым чаем (на другой у них не было денег) вновь хотели почувствовать себя как люди. Марек Эдельман вспоминал, что Кафе искусство было его точкой контакта. С артистов, выступающих в Искусстве пережили только Вера Гран и Владислав Шпильман.
Вере Гран дали кличку «Магнит». В 1942 г. ей получилось сбежать с гетто и до конца войны она пряталась в деревни под Варшавой. В то время, когда умирали тысячи людей, факт сохранения жизни являлся подозрительным. Люди спрашивали – дали ли вы взятку? Сотрудничали ли вы с врагом? Почему вам получилось сохранить жизнь когда другим нет?
В послевоенной автобиографии «Эстафета клеветников» Гран писала о заговоре против нее и обвинений в коллаборационизме с гестапо, которые появились в отнесении к ней после войны. Чтобы удалить эти обвинения она подверглась автолюстрации. Центральный комитет польских евреев оправдал ее после войны, а суд Профсоюза артистов польских сцен признали ее поведение во время оккупации адекватным. По документам судебного дела все, которые имели связь с Гран, свидетельствовали в ей пользу. Обвинение признано смутным, а доказательства недостаточными. Говорится, что во время войны кто-то подделался под Гран и ночью 18 апреля 1943 года звонил с арийской стороны до гетто и сказал, что на следующий день войдут туда немцы. Это должно было быть доказательством ее контактов с гестапо.
Казалось, что кто-то пытается ввязать ее в плохое дело. Несмотря на официальное оправдание, атмосфера неприязни к Гран продолжалась. В 1950 г. певица эмигрировала из Польши, где мучили ее воспоминания.
Муж Стефании Гроденской – писательницы и артистки, которая также стала жертвой неподтвержденных обвинений в коллаборационизме – пришел к выводу, что сплетню сеяли Владислав Шпильман и Енас Турков, глава Центральной комиссии по развлечениям в гетто. Но болтня пересекала границу везде там, где Гран пыталась выступать. Говорили, что если б не ярость Туркова, Гран сделала бы большую международную карьеру.
Долго после войны, в 1971 г. у нее были спланированные концерты в Израиле. Их отменили когда Мировой союз еврейский бойцов, лагерных заключенных и жертв нацизма объявил демонстрацию бывших заключенных в пасяках (характерные полосатые униформы заключенных) под концертными залами. Турков утверждал, что у него есть доказательства мнимого коллаборационизма Гран с гестапо. Конечно, этих доказательств он никогда не представил. Процесс Гран длился долгое время а в прессе устроили травлю. Историки (например Михал Борвич) защищали Гран, не найдя никаких доказательств ее преступления. Ее старые друзья в большинстве молчали, но люди, имеющие в памяти время гетто, опровергали контакты Гран с гестапо – писали об этом в своих воспоминаниях. Писали же о том, что Гран была известной из-за своей благотворительности. Говорили, что Турков просто испытывал отвращение к Гран и завидовал ей успехов на сцене. Его жена также была певицей, но значительно меньшего таланта. Турков должен был вовлечь в травлю Шпильмана, который не любил Веру Гран. Шпильман, который несколько месяцев ежедневно выступал с Гран на сцене гетто, промолчал дело Веры Гран в своей автобиографии, изданной в 1998 году. Эта биография послужила основой знаменитого фильма Романа Поланьского. Агата Тушинска в своей книге о Вере Гран рассуждала: сделал ли он это, чтобы не возвращаться к конфузливого судебного дела, которое уничтожило карьеру артистке?
Вера Гран, собственно Вероника Грынберг, умерла в 2007 году в Париже, после многих лет сумасшествия, которым страдала вследствие непрерывных подозрений. Можно ли нести вину за то, что пилось чай и слушало кабаре? За то, что осталось в живых?
Катажина Червоногура
Я воспользовалась книгами: «Обвиняемая Вера Гран» Агаты Тушинской (Литературное издательство, 2010) а также «Варшавское гетто. Путеводитель по несуществующим городе» Барбары Энгелькинг и Яцека Леотяка (ИФИС ПАН, 2001).
Перевод: Катажина Белицка