Каждый араб моего поколения и поколения моих родителей хорошо знает Надю Луфти. Красивая египетская актриса с большими коричневыми глазами и блонд волосами, исполнительница ролей влюбленной девушки, хитрой танцовщицы или сердечной подруги и заботливой сестры. С 50-ых годов она царила на экране, рядом со знаменитостями этого поколения, к которому относится и всемирной славы актер, Омар Шариф. В молодости я смотрел ее фильмы с глубокой страстью. Когда только она снималась в фильме – я обязательно должен был его посмотреть. Я чувствовал к ней большую симпатию, или это было своего рода юношеское очарование. Но я вырос из этого, хотя расположение к ее ролям и ее лицу осталось на долгие годы.

Однако сильнее всего я чувствовал к ней уважение летом 1982г. во время войны Израиля с ООП в Ливане и осады Бейрута. Надя Луфти, так же как и более десяти других египетских актеров, в том числе и известный Нур эль Шериф, выбралась из осажденного Бейрута с видеокамерой и снимала войну, налеты и убийства невинных людей. Для меня, палестинца, это было не только выражение пустой арабской солидарности, но настоящий героизм.

Много лет спустя я оказался в Каире на Фестивале арабских фильмов, циклическом, ежегодном мероприятии арабской кинематографии. Хотя в последние годы я не смотрел ни одного арабского фильма, детские воспоминания, пожалуй, отозвались во мне и мне было очень приятно встретить героев тогдашних лет. Когда я познакомился с этими актерами, я вспоминал моего отца, так как благодаря ему, прежде всего, я ходил тогда пешком к отдаленному несколько километров кинотеатру, чтобы смотреть какой-то (с сегодняшней точки зрения) дурной фильм. Среди гостей фестиваля я нашел фамилию женщины-режиссера, которую я знал еще, когда была подростком – сестрой моего сердечного друга, сирийского художника. Ее фильм был удостоен первой награды фестиваля. Поэтому женщину обступили со всех сторон. Только на банкете, который состоялся в Гостинице Мариотт в Каире, мне удалось ее встретить. Наша встреча была очень сердечной после стольких лет. Она пригласила меня к своему столу, где сидело несколько более или менее мне знакомых лиц. А среди них – моя детская звезда – все прекрасная Надя Луфти. Сначала состоялось короткое представление, а потом разговор продолжался. Кто-то из присутствующих спросил, откуда я, и тогда я машинально ответил: из Польши.

К моему большому удивлению госпожа Надя Луфти, с искренней, широкой улыбкой сказала на чистом польском языке : «приятно познакомиться с господином из Польши!» Я пришел в изумление.

Мой мозг сразу начал анализировать ситуацию: Нет! Кажется, я слишком устал из-за этого фестиваля и жары, я ошеломленный ее присутствием и этим шумом вокруг. Ведь она египтянка и по-польски не говорит. И тогда я опять услышал ее снова: «Я не говорю хорошо по-польски, но все еще много понимаю и помню». А откуда вы знаете польский? – я спросил, не веря своим ушам. «Моя мама была полькой, а отец – саид» (название египетского крестьянина).

Надя Луфти, а на самом деле, Паула Шафик полу-полька, полу-египтянка, ее родители поженились в1936 г. а год спустя на свет появилась она.

Хотя саиды – очень консервативное и традиционное общество, а их система ценностей – очень ригористическа, они известные также своей честью, целеустремленностью и простым образом жизни. Мама Паули жила в малом поселении среди этого традиционного общества, она завязала хорошие отношения с семьей мужа и соседями. Она сыграла очень важную роль в этом обществе, рассказывая семье, близким и соседкам разные истории из всемирной литературы, уговаривая их послать дети в школу. Благодаря мудрости и упорству мамы, а также ее увлечениям кинематографом и знанию направлений в мировом кино, ее дочь обожает играть, петь. Она выступила в школьном ансамбле. Благодаря маме, отец разрешил дочери играть на сцене, что противоречит консервативной системе ценностей этого общества. Актерство воспринималось как проституция, «но фильмы все хотели смотреть» - смеется спустя много лет госпожа Паула.

Ее мать жила как одна «из них» и отказалась переехать в метрополию – Каир, она предпочла умирать и быть похороненной в этом малом поселении, рядом со своим храбрым мужом, который тоже вынужден был противиться всем недружелюбно относящимся к их браку. «Она принадлежала этой земле» – говорит мне госпожа Паула – «и никогда не ехала дальше чем в Александрию, и не хотела вернуться в Польшу, здесь был ее дом и ее семья».

Она не знает, откуда происходила ее мама, не знает, есть ли у нее родственники или близкие в Польше. Просто, эта женщина оказалась в Египте и там осталась.

Лично, я прекрасно понимаю эту женщину. Наш дом находится там, где мы хорошо чувствуем себя, где мы, как считаем, принадлежим и где хотим свить наше гнездо. Дом находится там, где мы можем отдыхать рядом с любимым человеком и забыть о всем, что за дверью. Дом – это тепло, которое мы создаем для близких и для себя. Я полностью согласен с матерью госпожи Паули, тоже с тем, что не хочу быть похороненным в Польше. Почему? Я ненавижу холода – если я был бы похоронен здесь, я замерз бы, а умирать вновь не хочется. ;)


Maged Sahly

Перевод: Maria Ogórek